Я стал переживать, что ужас этой красоты затянет мой разум в свои объятия и я никогда не смогу вернуться обратно — в сухопутный мир живых.
Может быть здесь моё место…
Эта тьма обволакивает своей безмятежностью. Ни ненависти, ни обиды, ни грусти…
Я заставил себя медленно всплыть. Под водой озера я увидел еще один отблеск. Желтый отблеск тёплого огня, который не может существовать под этими древними сводами, послужил моим мыслям спасительным маяком.
Огонь костра.
Я поднялся над водной гладью бесшумно. В легких было достаточно воздуха, чтобы я не торопился — сначала показалась макушка, потом лоб, глаза…
Нос так и остался под водой, когда я увидел двоих. Они молча склонились над примитивной жаровней — запахло жаренной рыбой.
Я горжусь своей хладнокровностью. Но то, что я увидел повергло меня в недоумение. Даже медленно убивающий меня холод замер и прислушался к ощущениям сердца, к которому он так жадно пытался добраться своими иглами.
Я ожидал увидеть кого угодно.
Но не их.
Они должны были быть в другом месте. Подделывать письма, заигрывать друг с дружкой, промахиваться мимо мишени своими перьями.
Но они были здесь.
Дарен…
Кэра…
Мой замерзающий разум в тупике. Лутары молчали. Я не мог вылезти из воды, не привлекая их внимания. Это подземное озеро было очень маленькое, а его водная гладь словно стекло — девственно спокойное. Любое резкое движение разойдется по нему волнами и звуками. Сейчас, я могу лишь быстро осмотреться — больше времени у меня не осталось. Должна быть видимая причина почему они здесь.
Камни, сырость, масляные лампы, разбросанные рыбьи кости и оленьи шкуры-спальники. Все выглядит так, как будто они что-то охраняют или ждут. Не меня ли? Я заметил за их спинами черный проход куда-то дальше.
Мышцы сократились и мне стоило огромных усилий, чтобы этого не заметили. Моё тело стало медленно умирать, о чем стал тактично намекать разум. Через пару минут тактичность эта уступит место последнему предупреждению.
Я больше не мог здесь бултыхаться — скоро ноги и руки сведет судорога, я почувствую обманчивый жар по всему телу и умру.
Я нырнул и проплыв по уже знакомому мне пути, стараясь не обманываться манящими намеками тёмного подводного безразличия.
Сегодня я вернулся.
Сидя на холодном камне, я растирал свои онемевшие конечности единственной рукой. Одежду я снял и выжал как мог. Как оказалось, отсутствие одной руки немного мешает этому делу. Пришлось наступить на край одежды с одной стороны. Это было не очень действенно, нотеперь с меня не будет неприятно стекать вода. Несмотря на то, что здесь было достаточно холодно, я все же стал немного согреваться. Холод познаётся в сравнении.
Альвы были выносливее людей, но слабее их. И сейчас это меня и спасало. Не уверен, что много бы чистокровных людей решилось бы на такой сомнительный заплыв.
Дарен, Кэра… Что же вы здесь делаете? Зачем Флест послал вас сюда и как это связано с моим заданием? Почему вы врали мне, что сидите дома и занимаетесь только подделкой документов? Лейнус заставил вас? Что за игру он ведет?
Очередные вопросы без ответов.
В голове мелькнула тень. Тень сомнения и страшного осознания. Тень догадки, которую обязательно нужно будет проверить…
— Невозможно, — шепотом сказал я и устремил свой взгляд вверх — в непроглядную темноту подземного разлома.
Эхо не ответило моему неслышимому зову.
Я немного отдохнул и отправился обратно, протискиваясь через узкий разлом. Мокрая одежда неприятно прилипла к телу, отнимая последнее тепло и отдавая его холодному пещерному камню.
Когда я дошел до развилки, звуки мало изменились — все тот скрежет металла и чье-то неприятное бурчание. Усталость отдалась в коленках, а культя решила заныть еще большей болью — ей явно не понравился мой заплыв.
Но было еще рано возвращаться. Потому что нашлись лишь вопросы, но не ответы к ним. Я шел на голос и металлический лязг по намного более просторному и сухому коридору.
Через десяток минут я добрался до первого обширного пространства на моем пути. Большая, освещенная факелами и светящимися розовыми заводями пещера со сталактитами. И тут и там были снежные навалы и глыбы льда, тускло сверкающие красивым серебром. Одна из стен была полностью синей, в переливающихся и как будто живых разводах…
Это было бы всё красиво. Если бы не одно «но».
— Гнумья муть… — очень тихо вырвалось у меня уже приевшееся ругательство, позаимствованное у ныне покойного гнума-убийцы.
Повсюду были деревянные широкие столы в крови, стулья в крови, какие-то стеллажи в крови, стены в крови, пол в крови. Красное, черное, белое и синее перемешались в одну рябящую перед глазами кляксу. В мою сторону потянуло сквозняком и в нос словно бы залезли зловонные, смердящие гноем и гниением черви. Я вжался в стену, не в силах оторвать взгляда от камеры ужаса, боли и смерти. Но чьей смерти? Неужели…
Да. Людей. Мир тварей и боли, ядовитых испражнений и смрада, ненависти и золота, похоти и страха явил мне плод своего творения.
Очень крупная, почти гигантская, женщина с черным провалом вместо носа и обрубленными ушами ковырялась над пропитавшимся кровью до черна столом в чём-то… омерзительно красном. Ее белая, когда-то, одежда сейчас была вся в крови и кусочках плоти, по локтям на пол стекала густая кровь.
Кап…
Что-то слизкое зачавкало в руках у уродины. Мешанина из человеческих внутренностей лежала у нее перед изуродованным лицом. Склонившись над этой отвратной массой, она очень аккуратными движениями своих упитанных рук что-то вырезала маленьким ножом.
Такого ножа я никогда не видел. Маленький, серебряный, с длинной, но тоненькой рукояткой из цельного металла и полукруглое лезвие — полумесяц. Оно словно бы было создано для утонченной работы с потрохами.
В ногах у женщины лежал заплывший жиром труп мужчины с пропоротым от паха до подбородка животом. Труп мясника — того самого, что не пожелал уступить пожилой женщине место на скамье два дня назад.
— Ну наконеф-то, — прохрипела женщина-потрошитель и, отложив в сторону нож, очень осторожно заковыряла руками в багровом месиве. — Тваль такая!
С улыбкой на лице она, нежно сжимая в руке исходящий теплым паром какой-то человеческий орган, положила его в небольшой ящик с аккуратно выложенными в нем кусками льда.
Зрелище было омерзительным, а в сочетании с моим обостренным обонянием еще и тошнотворным. Я сглотнул подступивший к горлу комок, но тот заупрямился и снова захотел наружу. Большим усилием воли я ему этого не позволил.
Я отвел глаза в сторону. Пустых ящиков здесь было много, и похоже, что они ждут своей очереди для будущего заполнения. Для чего? Для очередных гурманов? Такие обитают только в тюремных топях и ни один кусок плоти, будь он хоть трижды вморожен в ледяные куски, не доедет до низинных поясов — сгниют в дороге. Для чего же тогда нужен этот так мастерски вырезанный и упакованный орган? Хотя…
Моё ли это дело?
Моё ли дело…
Моё ли…
Моё…
Глава 7. Понимание
Я решил, что это как раз мое дело. Именно за этим я сюда пришел. Мне нужно очернить репутацию богадельни Ганры, но этого делать так и не пришлось. Всё давно уже было испорчено и изуродовано до самых гиблых пределов.
Больных и здоровых отправляли сюда для того, чтобы разделать их на составляющие и аккуратно упаковать в деревянные ящики с кусками дробленого льда. Неважно для чего и для кого все это предназначено — моё дело выполнено. Осталось только правильно донести об этом общественности.
Но что-то меня останавливало. Я не помнил, когда последний раз так сомневался. Было ощущение, что именно сейчас вершится моя судьба и роль в Академии Хронистов.
Всё казалось слишком наигранным. Копошащимся насекомым в разуме сидело ощущение, что мною манипулируют из-за кулис. Флест — гений боевых и ментальных искусств и Лейнус Третьей Ступени… Что же ты задумал?