— Кха-кха, это… — с грустью в глазах я проводил укатившийся кусочек морковки в свой последний путь — под стол. Ну хоть Огрызок будет доволен — это… слово, смысл которого заключается… — глаза кухарки иронично полезли на лоб. — Аааа, не важно.

Трактирщик, тихо уплетавший свою телятину, фыркнул себе под нос, но и сам при этом чуть не подавился.

— Кхе-кхе, больно ты уж умный выискался. Короли, не короли — если человек имеет отношение к убийству, значит он — убийца и точка. Думать тут нечего.

— Хорошо, Борак, — вздохнул я. — Давай представим, что ты королевский кухарь. Я не беру в расчёт вероятность такого поворота событий, но всё же. К тебе лично пришел герцог соседнего государства и говорит, что у него в плену твои жена и дети. В доказательство этого он сует тебе, например, их отрубленные пальцы. Он требует, чтобы ты подмешал в фаршированного яблоками гуся, предназначенного для короля, настой лютолистника. Что ты сделаешь тогда? В каких случаях ты сам себя будешь считать убийцей? Кто получается из вас больший убийца?

— Акхаа! Пфф… — настала очередь давиться Бароку своей зажатой телятиной. — Какие п-п-пальцы… с ума что ли сошел, альв? Не может сам герцог таким заниматься и посылки такие приносить… слуги его принесут. Вот. Ну, а если так уж думать… — трактирщик покраснел от потуга придумать какой-то страшный план не стать самому убийцей и одновременно спасти свою любимую семью. — А-а, да ну тебя! Я человек маленький и точно знаю, что убийцей не стану. Грехово это. Пусть короли сами разбираются, — в голосе трактирщика прозвучали нотки обиды.

Оставшееся время мы доедали свою еду молча. Лишь изредка старый, но молодой трактирщик кидал с опаской взгляд на меня.

Я закончил с ежедневной уборкой. Как бы я не пытался, но отыскать потерянную морковку мне не удалось. Кухарка Шеня гремела посудой в подсобке, а Борак разговаривал у стойки с караванщиком. Он пытался выторговать себе лишний медяк за бочонок дешевой хлебной сивухи. Купец уже было махнул на трактирщика рукой и тому пришлось сдаться. Караваны здесь довольно редки, а вот всякий сброд: авантюристы и наемники, охочие на дешевую выпивку — гости бывалые.

Убедившись, что обслуживать некого, я отправился на чердак. Сегодня тот самый день, когда прилетает ворон с указаниями из Академии. Редчайшая птица определит мою дальнейшую судьбу в этой затхлой дыре.

По пути в свою комнату, в углу темного коридора я повстречал Огрызка. Тот спокойно, как у себя дома, почесывал обрубок уха. За полгода пребывания здесь, он стал единственным моим собеседником. От него я почти ничего не скрывал. Если бы Лейнусы увидели меня болтающим с крысой о делах Академии, то наказали бы со всей строгостью. Несмотря на всё мое непростое прошлое.

«Ну что, мой давний друг? Проголодался, наверное, а?» — ухмыльнулся я про себя, доставая из кармана краюху зачерствелого ржаного хлеба и отщипывая от нее небольшой кусочек. Привычка носить с собой еду въелась в меня еще с давних времён. Неизвестно, что со мной может произойти через мгновение.

— Держи, — пальцем я запустил в полет шарик смятого хлебного мякиша и угодил прямо в наглую крысиную мордочку.

Испугано пискнув, Огрызок быстро сориентировался и пустился было уже в темную дыру неподалеку, но увидев меня, лишь недовольно фыркнул и приступил к трапезе. То, что крыса меня не почувствовала еще на подходе, меня нисколько не удивило.

Полумрак чердака успокаивал. Прогнившие половицы пытались скрипеть под моим весом, но кровь альва запирала любые звуки в полной тишине. В дыре деревянной стены, которое Борак называл окном, сидел большой белый ворон и умными черными глазами смотрел на меня. На его когтистой лапе виднелся небольшой тубус белой кости на серебряной цепочке. Птицы, способные летать, в Айвале — большая редкость. Лишь некоторые знатные вельможи и правители имели у себя пернатых почтовых голубей. Стоимость их содержания доходила до стоимости небольших поселений на окраине Срединного Пояса. Птицы питались лучше богатейших мира сего. Перед подачей, пищу пернатых животных, пробовала дюжина слуг во избежание отравления. Вороны же — единственные летучие твари, которые могли перелететь через Разлом. Любая другая крылатая живность, вырываясь из цепких рук Мастера по Птицам, отказывалась пересекать страшную бездну. Если же их как-то заставляли это сделать, то они никогда не возвращались обратно. Никто не знает почему.

Проигнорировав ворона, я подошел в угол своей комнатки и, опустившись на колено, дотронулся пальцем до совершенно обыкновенной на вид доски прогнившего пола.

Щелк! Я отодвинул в сторону неказистую дощечку. В темной дыре показалась старая деревянная шкатулка с вырезанными ликами зверей, что обитают лишь на севере Ашомвела.

Из шкатулки я достал пергамент, увесистое и обшитое сталью черное перо ворона и тюбик с кислотно-зеленой мазью. Тщательно растерев руки субстанцией, я подошел к ворону и погладил по перьям. Убедившись, что мазь работает и мое тело не лежит бездыханным на грязном полу, я отцепил от лапы записку. «Не повезет тем, кто смог бы подстрелить тебя в полете, да, дружок?» — подумал я и сел на тюк сена перед бочкой с недавно купленной Бораком, вонючей хлебной сивухой. Её услужливый трактирщик притащил мне в мои роскошные апартаменты на хранение.

Белый птицы мне вестей еще не приносил. Обычно вороны были черными. Я не смог предположить, что это означает. Может быть, здесь и нет никакой загвоздки. Лишь мое воображение рисует значимость цветовому раскрасу.

За стеной комнаты послышался тихий шорох. Я мгновенно замер, навострив все свои чувства полуальва.

Четыре маленьких лапы. Небольшого веса. Жует.

— Огрызок… — выдохнул я и расслабился. Пора узнать, что мне предрешено посланием из Академии Хронистов.

«Дорогой сынок, Фельдгравик!» — Чувство тревоги мгновенно объяло своим ледяным объятием.

«Как ты поживаешь? Шлем тебе это письмо с благословения Герцога Адвана. Он великодушно разрешил главе купеческого дома воспользоваться его возможностями и предоставил свою прекрасную птицу. В этом месяца я буду краток. Твоей сестре Киране стало хуже, но мы делаем все чтобы болезнь не обострилась. Она очень тебя ждет и скучает. С мамой все хорошо, мы с ней открыли новое дело — наняли очень умелого владенского поводыря и теперь можем перевозить специи в Страгос через тюремные топи. Там у нас очень хороший деловой партнер. Поэтому, мы очень тебя ждем: твои умения нам бы очень пригодились. Пожалуйста, не медли! Желаю тебе крепкого здоровья!

Не подведи нас.

Твой папа!»

Я перечитал пергамент еще один раз. Посмотрел на обороте и проверил бумагу на наличие отголоска Эха Шёпота, но больше ничего не обнаружил. Гнев начал разрастаться во мне безжалостным паразитом: глаза стали плохо видеть, уши плохо слышать.

— Безмолвие — это путь, — прошептал я, заставляя себя успокоиться. — Гнев — это пустота.

Второй раз за десять лет я не смог. Не успокоился. Мимолетное движение руки и утяжеленное сталью воронье перо со свистом улетело в противоположную стену. Резким движением я встал и вышел из своей комнаты.

Дубовая гнилая дверь медленно закрывалась с протяжным и противным скрипом. Тяжелое воронье перо Кавасара, предназначенное не только для начертания букв, торчало в прогнившей стене. По нему медленно стекала бурая густая кровь. За стеной больше никто не жевал. Белый ворон сидел на месте и смотрел слишком умными глазами…

— Сколько, ты говоришь, мне платишь, старый скряга? Придворного кухаря, говоришь, наймешь, а? Ну-ну, — кухарка стояла у плиты и ворчала на Борака, который ловкими движениями потрошил мелких карасей, выловленных в ближайшем пруду.

— Я, между прочим, этой дыре свою жизнь отдаю, а ты о грошах тут печешься своих, — распылялась Шеня, остервенело помешивая бульон из говяжьих костей. — Нет дураков здесь работать кроме нас.

— Больно она тебе нужна. Я здесь вообще уже пятый год, а у меня дети и жена в Страгосе. А тебя-то кто ждет? — Борак тоже начинал закипать и отрезал от карася больше, чем нужно.